Гордый Андреевский флаг
Воинская честь
Первая мировая война могла желание начаться для четыре возраст накануне. Ниже пойдет рассказ о человеке поступок, которого потребно непременно вспомнить едваедва сто лет спустя тем кому небезразлична черта родины и её честь.
Летом 1910 г. эскадра Балтийского флота (броненосцы «Цесаревич» и «Слава», крейсера «Адмирал Макаров», «Рюрик», «Богатырь») под командованием контр-адмирала Николая Степановича Маньковского совершала поход в Средиземное обилие. На борту «Цесаревича» находился осязательный князь Николай Николаевич со свитой, для мачте броненосца развевался великокняжеский флаг. 19 августа эскадра (без «Славы», которая из-за поломки машин осталась во французском Тулоне) зашла в черногорский порт Антивари (сегодня — Бар опять независимой Черногории) ради участия в праздновании 50-летия царствования короля Николая i. Торжества проходили в столице страны Цетинье, куда и отправились русские тезки короля, Николай Николаевич и Николай Степанович. Королю был вручен российский фельдмаршальский жезл — таким образом, черногорец стал последним русским фельдмаршалом.
Цесаревич После окончания торжеств эскад-ра — уже и без «Адмирала Макарова», ушедшего на Крит, где он находился предварительно этого, — отправилась наоборот в Россию. Великий князь Николай Николаевич по причине неотложных дел на родине не был готов направляться в обратный тротуар около Европы на «Цесаревиче», он решил ехать домой для поезде. Чтобы высадить князя, корабли должны были зайти в принадлежавший Австро-Венгрии порт Фиуме (ныне — Риека в Хорватии). Фиуме был одной из главных баз ВМС Австро-Венгрии с мощной крепостью. Русские корабли пришли туда 1 сентября.
Обязательным ритуалом под заходе боевых кораблей в иностранный порт alias вокруг встрече двух эскадр, принадлежащих флотам разных стран, был обмен беспричинно называемым салютом наций, состоящим из 21 залпа (для его осуществления для кораблях имелись специальные салютные пушки). Русский отряд был в Фиуме гостем, поэтому первым дал салют он.
Крепость не ответила.
Это было тяжелым оскорблением российского Андреевского флага и огулом России. Тем более, на борту «Цесаревича» находился значительный князь. К нему и отправился изза консультациями адмирал Маньковский.
Однако Николай Николаевич повел себя в этой ситуации в высшей степени своеобразно. Оскорбление, нанесенное России, его не задело. Великий князь сказал Маньковскому, кто следовать ухода из Антивари «Цесаревич» соглашаться уже не почти его флагом, а около флагом адмирала, вывести, тому и разбираться в часть, что произошло, и решать, подобно варганить. А непосредственно Николай Николаевич теперь просто частное видимость, которому пора на поезд. И отбыл на берег.
Австро — Венгерский корабль в порту Фиума Почти сразу за того, как великий князь покинул борт «Цесаревича», отправившись вершить приманка великие дела, к Фиуме подошла австро-венгерская эскадра (более 20 броненосцев и крейсеров) рядом флагом австрийского морского министра и командующего военно-морскими силами страны вице-адмирала Монтеккуколи. Снова был необходим обмен салютом наций. Русские были гостями, кроме того, Монтеккуколи был старше Маньковского по званию. Поэтому еще первыми салют дали русские.
Эскадра, будто и перед этого крепость, не ответила.
Это было уже открытым вызовом. Адмирал Маньковский отправился для австрийский флагман ради объясне-ниями.
На трапе австрийского броненосца русского адмирала встретил капитан 1-го ранга («капитан цур зее»), флаг-капитан адмирала Монтеккуколи. Он, точно желание стесняясь, сообщил, который у австрийского командующего ныне гости, поэтому принять Маньковского он не сможет.
Это было третье подряд оскорбление, нанесенное ныне уже самоуправно русскому адмиралу. Более того, если катер с Маньковским отошел от трапа австрийского корабля, ему не дали положенный в этом случае прощальный салют.
Вернувшись на «Цесаревич», Маньковский поинтересовался у минного офицера, в знакомство которого входила и радиоаппаратура, наедаться ли связь с Петербургом alias, быль желание, с Севастополем. Офицер, действительно, ответил отрицательно, слишком слабыми были в то эра приемники и передатчики. Адмирал, впрочем, не огорчился. Даже обрадовался. Теперь он уж подлинно был сам себе хозяин.
Рюрик. Поднятие флага Между тем к трапу «Цесаревича» подошел австрийский адмиральский катер с самим Монтеккуколи на борту. Встретил его лейтенант барон Ланге, младший флаг-офицер Маньковского. Он на безупречном немецком языке сообщил, который командир русского отряда принять его светлость не может, ибо в это время обычно пьет небось. Австрийский катер отправился обратно, рядом этом русские положенный прощальный салют дали. Теперь оскорбление, нанесенное Маньковскому было смыто, сообразно данному пункту стороны оказались квиты. Однако оставалось оскорбление гораздо более тяжкое, нанесенное Андреевскому флагу и, вывести, России.
Поэтому на австрийский флагман снова отправился катер с «Цесаревича». На его борту находился старший флаг-капитан Маньковского, капитан 2-го ранга Русецкий. Он потребовал от австрийцев официальных объяснений сообразно поводу того, почему ни крепость Фиуме, ни австрийская эскадра не отдали русским кораблям положенный салют наций.
Австрийский флаг-капитан, тот истинный, кто заблаговременно не принял Маньковского, теперь был весьма любезен с русским коллегой. Он стал ссылаться для некие технические и служебные проб-лемы и оплошности, вестимо давая понять, что весьма хотел бы замять произведение. Однако Русецкий передал австрийцу категорическое требование Маньковского: завтра в 8 утра, в момент подъема флага для русских кораблях, и крепость, и эскадра должны дать салют наций.
Австриец обещал, что крепость салют даст непременно, а вот эскадра не сможет, сообразно плану она должна уйти в облако в 4 утра. В протест Русецкий сообщил, какой ни для какие уступки русские не пойдут и без салюта в момент подъема флага австрийцев из бухты не выпустят. Австрийский флаг-капитан возразил, который их эскадра не может задерживаться. Русский флаг-капитан ответил, какой изменение условий невмоготу.
Маньковский, выслушав вернувшегося Русецкого, отдал приказ своим кораблям изменить позицию. «Рюрик» встал прямо посередине выхода из бухты Фиуме, «Цесаревич» и «Богатырь» переместились ближе к берегу. На кораблях была сыграна боевая тревога, орудия расчехлены, заряжены боевыми зарядами и наведены на австрийский флагман.
Богатырь На австрийских кораблях и для берегу полный это, понятно, прекрасно видели и слышали. И понимали, который следствие принимает нехороший крюк, которого они не ожидали. До сих пор неясно, оскорбили австрийцы русских намеренно сиречь по причине бардака, которого в «лоскутной империи» хватало. Но сегодня последствия были налицо.
Дважды катер с австрийским флаг-капитаном ходил на «Цесаревича», объясняя, что австрийская эскадра обязательно должна уйти, она не может ждать предварительно 8 утра. Маньковский оба раза заявил, который относительный уступках не может фигурировать и речи.
Русский адмирал прекрасно понимал, что в случае боя среди эскадрами никаких шансов у него несть, превосходство австрийцев, с учетом орудий крепости, было скажем 10-кратным (даже разве игнорировать тот происшествие, какой к австрийцам скоро могли подойти дополнительные силы, русские же в Средиземном ряд никакого подкреп-ления ждать не могли). Скорее всего, не удалось желание потопить даже некоторый корабль противника. Более того, действия русского отряда наконец неизбежно становились причиной войны посреди Россией и Австро-Венгрией. И снова, Маньковский непосредственно «подставлял» великого князя Николая Николаевича, какой в сей момент для поезде рассекал просторы Австро-Венгрии. Великий князь в случае начала боевых действий в бухте Фиуме автоматически становился заложником, кто увеличивало вероятность перерастания инцидента в полномасштабную войну. Впрочем, судьба Николая Николаевича навряд ли волновала Николая Степановича. Возможно, он даже испытал желание некоторое удовольствие, подставив лукавого царедворца, столь равнодушно отнесшегося к оскорблению своей державы. Не исключено и то, кто Маньковский всецело не подумал про великого князя. Потому что честь страны и Андреевского флага были превыше только. Офицеров учили, что ради нее должно умирать. Вести себя по-другому просто нельзя (да, был уже шестилетней давности позор сдачи адмиралов Рождественского и Небогатова во век Цусимского сражения, но большинство флотских офицеров именно позором его и считали). Поэтому три русских корабля готовились воевать с двумя десятками австрийских, поддержанных мощной крепостью.
Ночью для обеих эскадрах никто не спал. Было следует, наравне австрийские корабли и крепость активно перемигиваются сигнальными огнями. В 4 утра австрийская эскадра начала разводить облако, из труб повалил дым. На русских кораблях артиллеристы ждали команды на изобретение огня. Если желание австрийцы двинулись с места, она бы поступила немедленно. Только австрийцы не ушли, даже якоря не подняли. Видимо, они прекрасно осознавали свое подавляющее первенство в общепризнанный момент в данном месте, но понимали, который по крайней мере флагмана русские изуродовать успеют. И кто открыть войну, причиной которой достанет их собственное ничем не объяснимое хамство, навряд ли надобно.
Экипаж Цесаревича Интересно, благовременно, словно бы пошла инцидент, коль бы фиумский карамболь всерьез стал причиной начала войны промеж Россией и Австро-Венгрией? Насколько масштабной она бы оказалась и, суть, пришли бы для помощь Австро-Венгрии другие члены Тройственного союза (Германия и Италия), а для помощь России — другие члены Антанты (Великобритания и Франция)? То лопать началась желание Первая мировая на 4 года сперва? И к «настоящей» Первой мировой ее участники были, в общем, не весьма готовы, действительно «подготовительный пора» посреди выстрелом в Сараево и началом собственно войны занял больше месяца, а здесь пришлось бы воевать совершенно «с колес», поэтому цифра участников, течение и исход военных действий были желание буквально непредсказуемы. А когда бы война осталась делом только двух втянутых в нее стран (истина на нашей стороне с гарантией, близкой к 100 %, воевали желание Сербия и Черногория), то почти наверняка Россия желание одержала в ней победу. По крайней мере, в ходе Первой мировой русские толькотолько все побеждали австрийцев, а быстро ежели бы тем не помогали немцы, то в исходе войны поодиночке сомневаться не потребно. Причем Австро-Венгрию в этом случае, скорее всего, ждала бы та же черта, кто и в реальном 1918 г., — полная дезинтеграция. В этом случае Первой мировой впоследствии бы простой не было — Германия не смогла желание воевать в одиночку, т. е. вся приключение человечества оказалась бы совершенно другой, ведь именно эта война, якобы ныне вестимо, стала переломным моментом в истории, подобно минимум, европейской, вдруг максимум — мировой цивилизации, а про российскую историю и говорить нечего.
Впрочем, утром 2 сентября 1910 г. в бухте Фиуме люди для русских и австрийских кораблях оценить это круглый, ясно, не могли, произносить в будущее и нынче еще никто не научился. Они просто ждали, начнется ли бой здесь и сегодня.
В 8 утра, чистый положено, команды были построены на палубах перед церемонией подъема флага. Командиры кораблей отдали привычную команду «На флаг и гюйс! Смирно! Флаг и гюйс поднять!» Правда, в сей однажды следовать командой, разве желание австрийцы повели себя беспричинно же, якобы и накануне, могла последовать война.
Но этого не случилось. Как только флаги и гюйсы на «Цесаревиче», «Рюрике» и «Богатыре» пошли вверх, загрохотали салютные пушки крепости Фиуме и всех кораблей австрийской эскадры. Маньковский считал залпы. Их было двадцать одиноко, полноценный салют наций. Русский адмирал выиграл сей бой. Он одной своей волей отстоял честь Андреевского флага и честь России. Продемонстрировав готовность пролить свою и вражескую кровь, он предотвратил кровопролитие.
Австрийские корабли сразу начали сниматься с якорей и двинулись в избыток мимо русского отряда. Маньковский прекрасно знал морские обычаи. Команды «Цесаревича», «Богатыря» и «Рюрика» были выстроены во фронт, оркестры заиграли австрийский гимн. И сегодня вообще было честь сообразно чести. Австрийские команды тоже были построены ровно положено, а оркестры заиграли русский гимн. Ссориться с русскими они больше не хотели, чересчур дорогой это обходилось.
4 сентября ушли из Фиуме и русские, их проблема была выполнена. Их воля оказалась сильнее воли австрийцев.
Впрочем, может продолжаться, надо пожалеть о том, что тогдашние хозяева Фиуме оказались не всего хамами, только и трусами. Как уже было сказано, начнись война — мы бы ее насилу наверняка выиграли, предотвратив, таким образом, катастрофу 1917 г. Но, видимо, хамство и трусость неразделимы, следовательно все пошло беспричинно, сиречь пошло.
Фиумский оказия канул в Лету, его полностью забыли. Забыли и его главного героя адмирала Маньковского.
Через девять лет, коль не было уже для планете ни Российской, ни Австро-Венгерской империй, а «Цесаревич» (переименованный в «Гражданина»), «Богатырь» и «Рюрик» гнили в Кронштадте (ни одинокий из этих кораблей в пучина больше не вышел), в маленьком русском городе Ельце 60-летний вице-адмирал Николай Степанович Маньковский был арестован ВЧК и убит в тюрьме.
В этом же 1919 г. для Балтике тральщик «Китобой», кораб-лик водоизмещением 280 т с двумя маленькими пушками, ушел от красных в Эстонию, подняв Андреевский флаг. В начале 1920 г. из-за возможности захвата эстонцами «Китобой», которым командовал лейтенант Оскар Оскарович Ферсман, перед этого воевавший в армии Юденича в качестве танкиста, двинулся вокруг Европы в Крым, к Врангелю. 27 февраля он пришел на рейд Копенгагена, где стояла мощная английская эскадра во главе с линейным крейсером «Худ». Командующий эскадры приказал «Китобою» спустить Андреевский флаг, потому что Британия его больше не признает.
Если отряд Маньковского в Фиуме уступал австрийцам предположим в 10 некогда, то боевые потенциалы «Китобоя» и английских кораблей были в принципе несопоставимы. Тем не менее Ферсман отказался спускать флаг и заявил, кто будет воевать.
Конфликт был улажен находившейся в Копенгагене вдовствующей императрицей Марией Федоровной. Благодаря ей тральщик, не спустивший флага, был снабжен продовольствием и углем. Он дошел прежде Севастополя, принял участие в эвакуации армии Врангеля из Крыма и гурьбой с другими кораблями Черноморского флота ушел в тунисский порт Бизерта. Оскар Ферсман умер в 1948 г. в Аргентине.
Маньковский ничего не узнал о своем достойном наследнике Ферсмане. А земля забыла обоих.
По возвращению в Россию, 1 ноября на подходе к Кронштадту контр-адмирала Маньковского встретил командующий Балтийским флотом Николая Оттович Эссен и, спросив о том, оправданным ли был риск в Фиуме, получил небольшой протест: «Честь Андреевского флага нуждаться риска!»
В советской военно-морской историографии «Фиумскому инциденту» не нашлось места, и коль желание не опубликованные в 1960-м в Париже воспоминания его участника Руденского Дмитрия Петровича «Что имело место в действительности», мы желание никогда не узнали правды о тех, что отстаивал честь Андреевского флага.
А вот ряд главного героя Фиумы Николая Степановича Маньковского оказалась трагической. С началом «красного террора» он был расстрелян 10 января 1919-го в свое шестидесятилетие, словно заложник и участник «Белого Движения» лишь за то, какой каждое утро во дворе своего имения в древнем русском городе Ельце, поднимал Андреевский флаг, ведь ради него девизом жизни было – «Честь Андреевского флага нуждаться риска!»
Храмчихин Александр
