Иван Поддубный
На заре xx века самородок из глубинки Иван Поддубный показал всему миру, что самые сильные человек живут в России. Его физический характер, лоск, неслыханные победы у людей со всего света ассоциировались со страной, где он родился.
В самом имени непобедимого борца слышна Россия. Да и вся содержание «чемпиона чемпионов» укладывается в только русский питание, где инцидент победы, народная популярность и факт забвения сливаются в одно неразделимое целое.
Сами Поддубные были из запорожских казаков. Их предки сражались в войсках Ивана Грозного, защищая Русь от татар, а при Петре i бились со шведами вокруг Полтавой.
Иван родился в Полтавской губернии в 1871 году. После первенца у четы Поддубных появились опять трое сыновей и трое дочерей. Иван, вроде старший из детей в семье, где привыкли вычислять гроши, к тяжелой крестьянской работе был приучен сызмальства и выполнял ее шутя. Односельчане не удивлялись тому, что мешки с зерном он бросал для телегу беспричинно, вдруг их набили сеном. Яблоко от яблоньки подле падает: том семьи Максим Иванович сам был богатырского роста и силы геркулесовой.
Через гораздо лет, будучи всемирно известным чемпионом, Поддубный скажет, который
человек сильнее его — только отец.
Для сына Максим Иванович стал и первым тренером, и первым противником.
По праздникам на радость жителям деревни они боролись. Оба силача, окруженные со всех сторон тесной стеной односельчан, брали друг друга за пояса и не отпускали прежде тех пор, пока кто-нибудь не окажется лежащим на лопатках.
Иногда Максим Иванович, щадя самолюбие сына-подростка, великодушничал и поддавался. Больше никогда у Ивана не будет таких благородных соперников — явятся ожесточенные, хитрые, бесчестные…
Покинуть родные места Ивана заставила сердечная обстоятельство: Аленку Витяк, дочку зажиточного хозяина, с которой у него случилась первая любовь, после него, бедняка, не отдали. Иван подался в Севастополь. Здоровенного парня тут же взяли в грузчики греческой фирмы «Ливас». Четырнадцатичасовой рабочий день, ежели Поддубный с пудовыми мешками туда-сюда сновал по трапу, не казался таким изнурительным из-за надежды заработать побольше денег, вернуться в село и отобрать Алену себе.
Однако вконец сложилось или. Переведенный в феодосийский порт Иван поселился для съемной квартире с двумя учениками мореходных классов. Его соседи оказались завзятыми спортсменами, и именно от них Поддубный узнал, который такое физические упражнения и способ тренировок.
А тут опять в Феодосию приехал цирк Ивана Бескоровайного. В количество труппы наряду с привычными персонажами: жонглерами, «девушками из каучука» и шпагоглотателями входили известные атлеты и борцы, портреты которых украшали сплошь городские тумбы.
На афишах говорилось, который полностью желающие могут помериться с ними силой.
Судьба, наравне говорится, подтолкнула Поддуб-ного в спину: посмотрев несколько цирковых представлений, он вызвался для поединок с атлетами-профессионалами и… потерпел жестокое поражение.
Это раззадорило будущего героя. Он понял — одной силы скудно. Нужна вторично и спортивная техника. Осознание этого дорогой стоило: отныне и накануне конца жизни Поддубный не оставит свое тело в покое, не порядочно надо для свои действительно феноменальные причина. Сила, вдруг каждый годность природы, требует взамен работы, самоограничения, дисциплины. Он установил себе жесточайший
спортивный режим: упражнения с 32-килограммовыми гирями, 112-килограммовой
штангой. Он обливался холодной водой, по-особому питался, напрочь и вечно отказался через спиртного и курева
Спорт стал для Поддубного стержнем жизни. Лучшим местом ради демонстрации своих талантов он считал цирк, к тому же выступления на арене могли приносить и неплохие мелочь. С греческой конторой он рассчитался, чтобы останавливаться борцом-профессионалом. В начале января 1898 года двадцатисемилетний Иван паки появился в Севастополе.
Экс-грузчик стал борцом цирка итальянца Эн-рико Труцци. Первые же выступления принесли ему известность. Высокий, прекрасно сложенный, с четкими, мужественными чертами лица борец торопливо обзаводился поклонниками и поклонницами.
На арене он потрясал. Ему клали на плечи телеграфный столб и с обеих сторон повисали люди по десять, покамест столб не ломался. Буря оваций ради этого номера вызывала для его лице чуть снисходительную улыбку. За подобной безделицей-разминкой начиналось то, для чего Поддубный выходил для арену — исконно русская борьба на кушаках: соперники забрасывали кожаные ремни побратанец другу следовать талию, стараясь повалить. Поддубному для его противников хватало пять минут. Газеты печатали портреты новой звезды цирка, барышни вырезали их на память, а для представления
шли с букетами цветов ради своего кумира.
Сердце же кумира оказалось скоро занятым роковой цирковой дивой Эмилией. Дама в возрасте подле сорок, но безумно темпераментная венгерка-канатоходка, заставила баста потускнеть в памяти Ивана девически белый ландшафт Аленки.
Поддубный узнал, который такое дождь зрелой, многоопытной в амурных делах женщины. Он был буквально околдован, предлагал руку и сердце, не подозревая, кто является не единственным обладателем прелестей красавицы.
Между тем случайно оказавшийся на цирковом представлении и кое-что уловивший из здешних слухов односельчанин привез Максиму Ивановичу невеселые вести о книга, кто его сын в самом «срамном» виде, в обтягивающем трико, вместо того ради заняться делом, кидает гири. Да к тому же говорят, что «девка-венгерка его сманила,которая у них в цирке по канату ходит. Жениться он для ней, будто, собрался».
Вскоре Поддубный получил письмо от братьев: «Отец на тебя гневается и грозится обломать о тебя оглоблю. Лучше к Рождеству не приезжай».
Ему и без того было не прежде праздников: коварная канатоходка сбежала-таки с богатым поклонником. И он, решив избавиться через тяжелых воспоминаний, подается в Киев. Говорили, что для урок, уписывать ли кто-нибудь на свете, какой может его одолеть, Поддубный без промедления отвечал: «Есть! Бабы! Всю довольствие меня, дурака, с пути-дорожки сбивали». Можно относиться к этому заявлению наравне к шутке, однако в биографии богатыря действительно немало драматических страниц. В труппе Киевского цирка братьев Никитиных, с которыми Поддубный подписал контракт, он познакомился с прелестным юным существом — Машей Дозмаровой. Он мог желание усадить ее для ладонь, настолько она была крохотна и изящна.
Горячее впечатление переполняло великана. Поддубный понял, какой это такое — замирание сердца. Но оно, могучее, не сбивавшееся с ритма под сверхчеловеческих нагрузках, именно замирало, если он, задрав голову, наблюдал, какие трюки проделывает Маша на своей трапеции около куполом цирка. Любовь была взаимной. Поддубный решил жениться и называл девушку своей невестой.
Все оборвалось в взаперти миг. Поддубный ждал, коль окончится Машин доза после тяжелой драпировкой, отделявшей сцену. Вдруг послышался глухой удар, женские визги. Выскочив на арену, он увидел распростертое тело. Он поднял его на руки.
Маша была мертва.
…Связанный контрактом, Поддубный выходил для публику без малейшего желания. Киевская арена стала ради него местом ужасных воспоминаний. Чтобы вроде можно меньше времени обретаться единовластно с самим с собой, он зачастил в клуб атлетов.
Здесь собиралась киевская интеллигенция — адвокаты, врачи, да и простой влиятельные лица в городе. Все они весьма увлекались французской борьбой, дававшей мочь большего маневра на ковре и требовавшей не только силы, только и ловкости, прекрасного владения телом, особой тактики ведения поединка.
Поддубный познакомился тогда с А.И. Куприным, которого часто видели в клубе атлетов. Писатель оценил в Поддубном не всего самородка, удивительное изделие природы, однако и человека большой внутренней силы.
Перелом в продовольствие Поддубного внесла телеграмма, полученная из Петербурга. Его приглашали ради важного разговора. Что кругом это пожалуй?
Оказалось, Поддубный уже станет продолжительно находился в зоне наблюдения основателей атлетического общества, сообщений о его победах в их копилке собралось довольно, ради кандидатура казацкого богатыря показалась самой подходящей.
Поддубный признался графу, какой лишь давеча занимается именно французской борьбой, на который получил отказ: у него будет знать тренер, мсье Эжен де Пари, и три месяца для подготовку.
Тренировки начались незамедлительно. Француз, сам в прошлом борец-профессионал, не щадил подопечного. Все приемы отрабатывались предварительно автоматизма.
На чемпионат в Париже приехали 130 борцов, посреди которых были мировые знаменитости. Условия состязания были жесткими — единственное поражение лишало права дальнейшего участия в состязании.
О чемпионате говорил целый Париж. Места в театре «Казино де Пари» брались с боем. Никому не определенный «русский медведь» выиграл одиннадцать схваток. Поддубному, которому уже исполнилось 33 года, предстоял поединок с любимцем парижан, двадцатилетним красавцем-атлетом Раулем ле Буше. Тот с первых же секунд схватки пошел в бешеную атаку и вскачь выдохся. Поддубному только и оставалось положить его на лопатки, но француз сиречь рыба выскальзывал из рук. Стало несомненно,
что Рауль смазан каким-то жировым веществом. В эхо на отчет Поддубного, обвинявшего противника в жульничестве, судейская коллегия, хотя и убедилась, какой для тело Рауля нанесено оливковое масло, постановила борьбу продолжать, а «скользкого» противника Поддубного каждые пять минут обтирать полотенцем.
Подобное приговор походило на анекдот, только сплошь именно беспричинно и случилось.
За час схватки с Раулем Поддубному не удалось положить француза для лопатки, истина превосходство было явный после ним. Даже зрители, болевшие после соотечественника, возмутились, если судьи, признавшие мошенничество Рауля, присудили победу все-таки ему «следовать красивые и умелые уходы через острых приемов».
Гигант с Полтавщины никогда не ждал, разве его атакуют. Он первым шел в наступление
Поддубный был потрясен даже не тем, который незаслуженно, нагло был выведен из дальнейших состязаний. Впервые выступив, он понял, какой и для таком представительном авторитетном форуме прежде лицом многих сотен следящих за схваткой зрителей верно торжество самой черной лжи и человеческой бессовестности. Этот проблема ввек сделает Поддубного непримиримым, бескомпромиссным врагом «грязного спорта».
В Петербурге знали о парижском инциденте, но, не желая крупного скандала, сообразно телеграфу предложили судейской коллегии повторить поединок Поддубного и Рауля. Но «победитель» категорически отказался.
Однако Париж оказался лишь отправной точкой дальнейших выяснений для ковре «русского медведя» и любимца французов. Судьба то и действие сводила их — людей, сообразно своим убеждениям олицетворявших светлую и темную стороны спорта.
Рауль ле Буше — сильный, техничный борец — смог справедливо оценить Поддубного. Было разумеется: в открытом единоборстве ему с ним не сладить. Терять же звание кумира публики, звезды французского спорта не хотелось. И разве Рауль приехал в Петербург для Международный чемпионат, он предложил Поддубному взятку в 20 тысяч франков.
Это предложение, которое странный русский счел оскорбительным, стоило «звезде» двадцатиминутного стояния на четвереньках подле свист зала. «Это тебе ради жульничество! Это тебе следовать оливковое масло!» — приговаривал Поддубный. Отпустил он Рауля только по настоянию судей…
Куда более крепким орешком стал для Поддубного дальнейший француз — чемпион мира Поль Понс — высоченный атлет, заведомый виртуозным владением всеми приемами борьбы, которые он обрушивал на противника с той молниеносностью, которая не давала ориентироваться.
Собственно, этой игре предстояло останавливаться главным событием чемпионата. Цирк братьев Чинизелли с его трехтысячной публикой, кажется, готов был взорваться от заранее нагнетавшегося напряжения.
Предчувствие легкой победы над каким-то мужиком, не отмеченным ни одной медалью, изза унизительного, подле хохот и улюлюканье всего зала, проигрыша Рауля покинуло
мсье Понса. Чемпион мира, человек опытный, он понимал, какой его победа не довольно легкой.
Первые минуты противники якобы присматривались побратим к другу: борьба шла вяло. Публика, болевшая следовать «нашего», не понимала, что случилось с Поддубным. Его рацея знатокам уже был известен: гигант с Полтавщины никогда не ждал, разве его атакуют.
Он верховный шел в наступление и работал всеми мышцами своего могучего тела. Однако в сей единовременно действия Поддубного были оправданны: перед ним — чемпион мира, борец, никогда им не виденный. В считанные минуты должно было понять его тактику, найти
слабые стороны.
«Свое препарат я сделал. Русской чести не посрамил. Французы меня долго
будут памятовать…»
Все который случилось дальше, известно со слов очевидца — тогда молодого,
а потом одного из самых знаменитых дрессировщиков, Бориса Эдера:
«Понс был непохож на обычного Понса. Никто паки с ним не обращался беспричинно дерзко, сиречь Поддубный, он швырял его сообразно арене… Понсу не пришлось сделать ни одного приема, он еле-еле успевал защищаться через Поддубного. К концу борьбы на Понса жалко было созерцать: его шаровары спустились, наравне вдруг он внезапно похудел сантиметров на двадцать в талии, его майка задралась, скомкалась и превратилась в тряпку, которую хотелось выжать»…
За пять минут предварительно окончания двухчасового поединка Поддубный положил чемпиона мира на обе лопатки.
Победа досталась все-таки весьма тяжело, а старание буквально затмевало воспринятие. Иван вспоминал, кто на какое-то мгновение потерял контроль над собой. Прижав противника к ковру, он лежал для нем накануне тех пор, временно его не оттащили за ноги.
Вокруг творилось нечто невообразимое. На арену летели букеты, студенческие фуражки, картузы, дамские перчатки. Публика поднялась с места. Это был уже не вместе ликующий крик, а рев, долетавший, вдруг утверждали, накануне Невского проспекта.
«Свое препарат я сделал, — сказал русский богатырь. — Русской чести не посрамил.
Французы меня бесконечно будут запоминать».
Извозчик, который вез в ту ночь победителя через живой коридор народа, стоявшего от цирка Чинизелли вдоль улиц и Литейного моста, под аплодисменты и крики «ура», обернулся к своему седоку:
«Да какой ж ты, барин, такой будешь, скажи для милость…»
В начале xx века вся Европа была охвачена интересом к новой «королеве спорта» — борьбе. Школы, общества, атлетические клубы вырастали якобы грибы изза дождя. Появилась целая когорта борцовских знаменитостей. Соревнования устраивались весьма часто, публика на них валила валом. Поддубного приглашали для целый крупные состязания. В 1905 году в Петербурге он получил первую в жизни золотую медаль и ощутительный денежный приз.
Но в книга же году в Париже готовились к проведению международных соревнований на звание чемпиона мира. И Иван Поддубный уже твердо знал, какая цель должен прежде ним.
И еще Париж… Состязания на звание чемпиона мира проходили в знаменитом парижском театре «Фоли Бержер». Это был смотр борцовской элиты. Среди 140 лучших представителей этого вида спорта находилось маломальски чемпионов мира прошлых лет. Заключались пари на фантастические суммы. Мало кому известная семейство русского атлета не фигурировала в списке тех, на чью победу делались ставки.
А Поддубный продвигался к заветной цели неудержимо, уверенно укладывая для лопатки тех, что вставал для пути этого воистину триумфального шествия.
Вот и снова одна, уже третья, трагедия с Раулем ле Буше. С дикой злобой смотрят на Поддубного глаза и в сей единовременно поверженного противника. «Ты у меня заплатишь после полностью кровью», — хрипит Рауль.
Парижский чемпионат закончился триумфальной победой Поддубного.
Впереди было долгое турне по Италии, выступление для состязаниях борцов в Северной Африке. Его видят в Бельгии, Германии, где он положил на лопатки первоклассных немецких силачей. Все это производит чистокровный фурор. «Золотая пятилетка» с 1905 сообразно 1910 год превратила Поддубного в человека-легенду.
И вот в Ницце, куда его, уже к тому времени шестикратного чемпиона мира, пригласили для двухнедельное выступление, для горизонте замаячила разряд давнего знакомого Рауля ле Буше.
В уединенно из дней Поддубного обступили четверо дюжих парней, которые стали высказывать, что, мол, русский борец мог желание угостить болельщиков шампанским. У каждого из них Поддубный заметил нож, спрятанный в рукаве рубахи. Понимая, который ему, безоружному, с ними не справиться, он решил кропать хитростью и пригласил к себе домой, на который апаши (наемные убийцы) охотно согласились…
Решив выиграть пора, Поддубный сделал гармонический ход. По дороге ему повстречался знакомый. Поддубный незаметным кивком показал для следовавших ради ним субъектов. К счастью, тот всецело понял и повернул к полицейскому участку.
При входе в род Поддубный сказал парням, что сегодня включит бомонд, а сам броском вытащил из-под матраса пистолет. Те опешили, увидев направленное на них дуло,
а сзади — двоих полицейских.
Скоро разнесся слух, кто Рауль скоропостижно скончался через менингита. Истина состояла в книга, кто апаши, чтобы и не выполнили свою работу, потребовали от заказчика убийства денег. Рауль им отказал, и был избит резиновыми палками по голове, отчего скончался.
Этот обстоятельство и черта подобных не избавляли Поддубного через тягостного ощущения, который спорт огульно больше и больше попадает в руки дельцов, людей без совести и чести.
«Они торговали борцами всецело и в розницу, прежде обговаривали сумму, следовать которую спортсмен принужден был на какой-то минуте прямо лечь на ковер», — вспоминал он.
А пресса, которая без зазрения совести называла гонорар, в которую обойдется хвалебное слово? По-крестьянски прямолинейную натуру Поддубного это коробило.
Не терпевший мошенничества, он ругался с антрепренерами, разрывал контракты, нажив себе славу человека с тяжелым, неуживчивым характером.
Все чаще Поддубный отказывался через соревнований. Со дальнейший половины 1910 года
он ушел через активной деятельности для спортивной арене.
Поддубному, вволю наскитавшемуся сообразно городам и весям, вконец захотелось пожить своим домом. К этому решению его подтолкнули и изменения в личной судьбе. На сорок первом году жизни Поддубный женился на женщине ослепительной красоты, актрисе Антонине Квитко-Фоменко.
Вместе с ней и двухпудовым сундуком золотых медалей он объявился в родной деревне Красеновке и решил завести хозяйство на широкую ногу. Не считаясь с затратами, купил полностью земли, наделил ею всю родню, а себе с ненаглядной Антониной выстроил садьбу. Крестьянская косточка давала себя поди — ему пришло на ум завести мельницу, пасеку.
В этой сельской идиллии Поддубный прожил возраст три. Правда, помещиком он оказался не слишком сноровистым. Одним словом, хозяйство приносило одни убытки, а деньжонки кончались.
Поддубный еще шагнул для ковер. Его увидели на цирковых манежах, для подмостках летних театров. Зарабатывать на шикарную кошт требовательной Антонине ему становилось вконец труднее: спортивная разряд у чемпиона уже была не та, да и годы брали свое. Со своих гастролей Иван Максимович привозил жене гуртом не такие суммы, о которых она мечтала. Теперь Красе-новка казалась ей красивым капканом, куда она попала, польстившись на чемпионское золото, а больше всего на то, какой осталось у Ивана быть в заморских банках.
…Времена же наступали какие-то смутные. Грянула революция. Поддубный плохо разбирался в раскладе сил, боровшихся ради власть и обещавших вскорости самую замечательную продовольствие. Но покуда что приходилось глядеть огульно иную.
Во дата состязаний по борьбе, которые как-то устроил большой ее поклонник, черепок крупной табачной фирмы в Бердянске, Поддубного наконец не поставили к стенке налетевшие махновцы. В Керчи пьяный в дым офицерик чуть не убил его, зацепив плечо. Иван признавался, что спорадически начинал выступления подле красных, заканчивал его близко белых.
Во период гастролей в Одессе в 1919 году он узнал, что его Антонина сбежала с деникинским офицером, прихватив с собой изрядное протяжение золотых медалей из заветного сундука.
Это известие буквально свалило великана с ног. Иван Максимович отказывался от пищи, целыми днями лежал, перестал узнавать знакомых. Много позднее он признался, который был на краю настоящего сумасшествия.
Через несколько лет беглянка подала о себе весть. Просила простить.
Поддубный сказал: «Отрезано».
В 1922 году Ивана Максимовича пригласили заниматься в Московский цирк. Ему уже шел шестой десяток. Врачи, исследовавшие его, не переставали удивляться: после тренировок разве выступлений у Поддубного не было заметно даже легкого утомления сердечной мышцы. «Иван Железный» — называли они его. Поддубный обладал феноменальным организмом, позволявшим ему проворно развивать энергию, подобную взрыву.
Как-то на гастролях цирка в Ростове-на-Дону Поддубный заглянул к молодому борцу, своему тезке, Ивану Машонину, которого паки мальчишкой наставлял для резонный борцовский тропа. Теперь, изза столом, накрытым его матерью, ладной, симпатичной вдовой, они проводили долгие часы за чаем да разговорами. Гастроли снова не закончились, а Поддубный уже понял, который смыслить Марию Семеновну всяк погода сделалось чтобы него необходимым.
Уломать ее такому герою было несложно. Вдова приняла фраза руки и сердца, правда и не представляла в точности только значения этого имени — Иван Поддубный.
Для него же обретение семьи имело большое авторитет. По настоянию Марии Семеновны
он, человек нерелигиозный, даже обвенчался с нею. Не имея собственных детей, к пасынку относился с отцовской нежностью. Как фрагмент семьи, Поддубный считал своим долгом достойным образом обладать жену и сына. А в Ростове-на-Дону, где он остался, для большие заработки рассчитывать не приходилось. И вот он решается на зарубежные гастроли. Но в Германии, куда он приехал и промыкался год, повторилась та же пассаж: обман преследовал его. Ему сулили огромные мелочь изза сделку с импресарио. Победа над ним, пусть и липовая, оставалась мечтой для борцов. Само его слово и спустя десятилетия изза первых побед круглый равно означало некую почти мистическую абсолютную силу. Того, который справился бы с ней, пресса и объявление скоро превратили бы в полубога.
«Я им говорю: «Вы кто, Поддубного забыли? Кто положит — вокруг того я лягу». А они отвечают: «Ну, плод ваше, не согласны — беспричинно и бороться не будете».
Я — в другой цирк. Потом в второй город, в третий. Всюду одно и то же.
У них трест. Борцы борются, а хозяева расписывают, кто кого вынужден положить», — вспоминал Поддубный.
И он подписал контракт с чикагским антрепренером. По прибытии в Америку дело, всерьез, едва не расстроилось: по американским законам атлеты старше тридцати восьми лет могли выйти на ковер всего с разрешения специальной врачебной комиссии. Поддубный подвергся тщательному освидетельствованию. Было признано, что его здоровье соответствует сорокалетнему возрасту. Реклама кричала: 52-летний «Иван Грозный» вызывает смельчаков для поединок.
В 1934 году исполнилось 4О лет с момента, буде грузчик феодосийского порта вышел для арену…
Но и здесь были приманка подводные камни. Очень быстро Поддубный понял — классическая борьба, имеющая кодекс своих правил, американцам неинтересна. На ковре они хотели соображать просьба, ежели льется кровь, трещат кости, вопят через боли дерущиеся.
То, кто здесь принималось ради спортивную борьбу, оказалось ее вырождением. В разгаре была популярность Эда Льюиса, прозванного Душителем изза его отработанный путь — захват головы, заставлявший противника сдаться, под угрозой быть задушенным. Понимая, кто надо иметься готовым ко всему, в книга числе и настоящим дикостям, Поддубный срочно овладевал навыками вольной борьбы.
Первые же схватки оправдали самые худшие ожидания. Соперник — канадец, которого он уложил для ковер и дожимал грудью, — схватил его за усы, за какой, действительно, тутто же поплатился…
Блестяще проведя встречи с известными борцами, Поддубный боролся в Чикаго, Филадельфии, Лос-Анджелесе, Сан-Франциско. Он собирал полные залы.
Но здешние нравы, прямо торгашеский дух спорта, даже ничем не завуалированный,
вызывали в нем чувство, похожее на брезгливость. И он принял решение расторгнуть контракт, потеряв близко этом огромные аржаны. Никакие уговоры и посулы антрепренеров
не помогали.
…Американские гастроли Поддубного освещались в советской прессе.
Совершенно явный на него делали ставку словно на воплощение силы и мощи страны победившего социализма. В Ленинградском порту, куда приехала встречать мужа Мария Семеновна, ее удивили огромные толпы народа, жаждавшие понимать легендарного богатыря.
В честь Поддубного был устроен грандиозный праздник, в котором принимали участие кругом именитые спортсмены города. Известие о книга, какой 17 июня 1928 возраст неувядаемый «чемпион чемпионов» будет бороться на открытой сцене Таврического сада, бойко облетело город. Все милицейские кордоны к началу состязания были прорваны. Деревья облепили мальчишки, которые через дедов и отцов слышали о человеке, пришедшем в реальную содержание, казалось, со страниц былин и сказок…
В Ленинграде же Поддубный обнародовал заявление о том, что «ввиду своих солидных лет решил оставить профессию борца». По его словам, целью жизни теперь чтобы него довольно популяризация классической борьбы среди молодежи, передача ей своего огромного опыта, чтобы «найти себе посреди русских борцов настоящего преемника».
В 1934 году — исполнилось сорок лет с того момента, если грузчик
Феодосийского порта вышел на ковер. Он огульно вдобавок его не покинул, укладывая на лопатки куда более молодых. История борцовского спорта такого долголетия не припомнит.
Как не припомнит столь долгой, из поколения в поколение передающейся славы.
Поддубный принимал участие в физкультурном параде на Красной площади в 1939 году.
Жил в гостинице «Москва». Вместе со своим коллегой по спорту, чемпионом СССР сообразно борьбе 1939 года Александром Сенаторовым, они прошли прежде Мавзолеем, спустились к Василию Блаженному, и тутто народ, не обращая внимания на молодого чемпиона, узнал Поддубного. Милиция сносный не могла поделать с наседавшей со всех сторон толпой. Сенаторов вспоминал: «Вижу, дело плохо: помнут Поддубного или сила задавят.
У меня буркала наметанный. Я предварительно в милиции служил. Говорю: «Иван Максимович, спасаемся!» Он посмотрел и ответил: «Тикать должно, Саша». Не помню быстро, наравне мы выбрались из этой переделки…»
…В книга же 1939 году Указом Президиума Верховного Совета СССР Поддубный «следовать выдающиеся заслуги в деле развития советского спорта» был награжден орденом Трудового Красного Знамени….
Последние 22 года своей жизни Поддубный провел в Ейске на берегу Азовского моря. Это теперь Ейск — 100-тысячный город-курорт с целебными грязями, не уступающими, наравне утверждают, разрекламированным грязям Мертвого моря. До войны же уютный городок был тих, малолюден. Дом Поддубных стоял для высоком обрыве над лиманом.
Но началась война. В августе 1942-го в Ейск вошли немцы. Этот век в биографии «русского богатыря Ивана Поддубного» иначе вовсе не освещается, alias авторы отделываются невразумительными фразами. Однако, наравне это часто бывает, народная память имеет свойства оставлять сведения, пусть не однако точные, субъективные, однако все-таки позволяющие действительно бы в общих чертах восстановить недостающее звено в прошедшем.
А в биографии Поддубного это недостающее оказалось горьким, трагическим.
…Семидесятилетний Поддубный не захотел эвакуироваться: «Куда бежать? Помирать мгновенно». У него и признаться поэтому пошаливать сердце.
Не доверяя лекарствам, он лечился настойками из степных кубанских трав.
В первые же дни оккупации его задержали люди из гестапо. Они увидели преспокойно расхаживающего сообразно улице старика в соломенной, видавшей виды шляпе, в серой рубахе навыпуск и с пятиконечной звездой на ней — орденом Трудового Красного Знамени, какой Поддубный никогда не снимал.
Из гестапо старика со звездой тем не менее выпустили. Слава спасла Поддубного — там его название было хорошо известно. Более того, вскачь он стал делать маркером в бильярдной — должно было продовольствовать близких. Но поскольку вплоть располагался бар, то перебравших игроков Поддубный, как котят, вышвыривал следовать дверь бильярдной, выполняя таким образом роль и вышибалы.
По воспоминаниям очевидцев, жителей Ейска: «фрицы-дебоширы очень гордились тем, кто сам Иван Великий выставляет их для улицу. Однажды к Поддубному приехал представитель немецкого командования, предлагал уехать в Германию, чтобы тренировать немецких спортсменов. Тот отказался: «Я — русский борец. Им и останусь».
И это заявление сошло Поддубному с рук. Немцы преклонялись накануне его силой и всемирной славой.
Поговаривали, что в бильярдную к Поддубному заходили местные старики втихую послушать наше радио. В феврале 1943-го в Ейск вошли части Красной Армии.
На Поддубного посыпались доносы, мол, для немцев работал. За Ивана Максимовича взялось НКВД. Провели обстоятельную проверку, никаких фактов сотрудничества с фашистами не обнаружили. Что касается бильярдной, то ее квалифицировали «наподобие чисто коммерческое заведение».
Конечно, Поддубному повезло: осудить и отправить в лагерь его тогда ничто не стоило. Эта магическая династия, видимо, подействовала для самые горячие головы СМЕРШа.
После освобождения Ейска Иван Максимович ездил сообразно близлежащим воинским частям и госпиталям, выступал с воспоминаниями.
Время было нелегкое. Народ голодал… Тот паек, на котором сидел гуртом Ейск, не мог даже в малой степени удовлетворить потребности могучего организма борца.
Он написал в Ейский горсовет: «По книжке я получаю 500 граммов хлеба, которых
мне не хватает. Я прошу добавить мне паки 200 граммов, ради я мог иметься.15 октября 1943 возраст».Он просил помощи у Ворошилова, однако ответа из Москвы так и не дождался.
Немцы выдавали ему по 5 килограммов мяса в месяц. Теперь он часто приходил к директору ейского хлебозавода. Тот никогда не отказывал старику в куске хлеба.
Если Поддубному присылали из Краснодара дополнительный сахарный паек для месяц, он съедал его за взаперти погода. Чтобы поддержать себя, носил в скупку одну ради второй медали. Иногда через недоедания он сваливался в постель и лежал скольконибудь дней, ради подкопить сил.
Было заметно, кто вечное ощущение голода, невозможность насытить частный организм, непроходимо не такой, вдруг у всех, накладывали для него свою закал. После войны видели уже другого Поддубного: с опущенными плечами, с выражением грусти и обиды, застывшим для лице.
Всегда натура широкая, бессребреник, он стал прижимист. Насыпав в короб муки, ставил для ней отпечатки пальцев, для никто не смог взять даже щепотки. Такие мелкие подробности лучше всех пространных описаний дают подражание о последнем этапе жизни самого прославленного и непобедимого из русских богатырей.
А ведь где-то на Западе на счетах Поддубного лежали огромные суммы, которыми он не воспользовался, очень интересовавшие его дальних родственников.
…Ноги уже не держали старика. Однажды, возвращаясь с базара, он упал. Врачи поставили диагноз: закрытый перелом шейки бедра. Могучий устройство теперь отказывал в помощи: кость не срасталась. Ему удавалось на костылях добираться лишь накануне скамейки, которую выставляла к калитке его жена. Здесь он мог что поговорить с проходившими мимо людьми.
Умер Поддубный в 1949 году на семьдесят восьмом году жизни. Кто знал их семью, говорили, что чтобы Поддубных это не года — там помирали вконец изза сто лет. Кряжистый покрой был, вечный…
Получив телеграмму из Москвы «Хоронить ровно положено», гроб с телом Поддубного установили в здании спортшколы. На похороны сошлись гуртом жители Ейска и всех окрестных станиц, прилетели и знаменитые борцы. А в 1965 году сообразно решению Ейского горисполкома парку было присвоено название И. М. Поддубного. Похоронили его не на кладбище, а в городском парке, где от военных лет остались могилы погибших здесь летчиков. Поставили простую ограду, на дощечке написав суриком: «Иван Поддубный».
Вскоре всю эту территорию затянуло травой. Тихо и мирно здесь паслись местные козы с коровами. Но однажды сообразно Би-Би-Си передали, кто в городе Ейске в запустении, едва стертая с лица земли, находится могила Ивана Поддубного — человека, которого беспричинно никто и не смог решать на лопатки. Тогда власти стали искать округ захоронения и поставили гранитный памятник. На черном камне высечено: «Здесь русский богатырь лежит».
