Теория разбитых окон. Как Нью-Йорк перестал быть самым криминальным городом Америки
Теория разбитых окон. Как Нью-Йорк перестал иметься самым криминальным городом Америки
В 1980-х годах Нью-Йорк представлял собой адский ад. Там совершалось более 1 500 тяжких преступлений КАЖДЫЙ ДЕНЬ. 6-7 убийств в погода.
Ночью сообразно улицам направляться было опасно, а в метро рисковано ездить даже днем. Грабители и попрошайки в подземке были обычным делом. Грязные и сырые платформы елееле освещались. В вагонах было холодно, близко ногами валялся мусор, стены и потолок вконец покрыты граффити.
Вот какой рассказывали о нью-йоркской подземке:
«Выстояв бесконечную очередь за жетоном, я попытался опустить его в турникет, однако обнаружил, кто монетоприемник испорчен. Рядом стоял какой-то бродяга: поломав турникет, сегодня он требовал, ради пассажиры отдавали жетоны своевольно ему. Один из его дружков наклонился к монетоприемнику и вытаскивал зубами застрявшие жетоны, покрывая все слюнями. Пассажиры были ультра напуганы, чтобы пререкаться с этими ребятами: «На, бери этот чертов жетон, какая мне награда!» Большинство людей миновали турникеты бесплатно. Это была транспортная версия дантова ада».
Город был в тисках самой свирепой эпидемии преступности в своей истории.
Но потом случилось необъяснимое. Достигнув пика к 1990-му году, преступность резко пошла на спад. За ближайшие годы количество убийств снизилось для 2/3, а сутки тяжких преступлений – наполовину. К концу десятилетия в метро совершалось уже на 75 % меньше преступлений, чем в начале. По какой-то причине десятки тысяч психов и гопников перестали нарушать достоинство.
Что произошло? Кто нажал волшебный стоп-кран и что это следовать кран?
Его название – «Теория разбитых окон». Канадский социолог Малкольм Гладуэлл в книге «Переломный момент» рассказывает:
«Разбитые окна» — это следствие криминалистов Уилсона и Келлинга. Они утверждали, какой преступность — это неизбежный результат отсутствия порядка. Если окно разбито и не застеклено, то проходящие мимо решают, какой всем наплевать и никто ни следовать что не отвечает. Вскоре будут разбиты и другие окна, и чувство безнаказанности распространится на всю улицу, посылая сигнал всей округе. Сигнал, призывающий к более серьезным преступлениям».
Гладуэлл занимается социальными эпидемиями. Он считает, кто человек нарушает обстоятельства не только (и даже не столько) из-за скверный наследственности тож неправильного воспитания. Огромное ценность на него оказывает то, который он видит вокруг. Контекст.
Нидерландские социологи подтверждают эту позиция (источник). Они провели серию любопытных экспериментов. Например, такой. С велосипедной стоянки близко магазина убрали урны и для рули велосипедов повесили рекламные листовки. Стали взирать – что народа бросит флаеры на асфальт, а сколько постесняется. Стена магазина, недалеко которого припаркованы велосипеды, была идеально чистой.
Листовки бросили на землю 33% велосипедистов.
Затем опыт повторили, перед размалевав стену бессодержательными рисунками.
Намусорили уже 69 % велосипедистов.
Но вернемся в Нью-Йорк в эпоху дикой преступности. В середине 1980-х в нью-йоркском метрополитене поменялось руководство. Новый директор Дэвид Ганн начал работу с… борьбы вразрез граффити. Нельзя резонировать, какой вся городская общественность обрадовалась идее. «Парень, займись серьезными вопросами – техническими проблемами, пожарной безопасностью, преступностью… Не трать наши касса для ерунду!» Но Ганн был настойчив:
«Граффити — это символ краха системы. Если начинать процесс перестройки организации, то первой должна застрять победа над граффити. Не выиграв этой битвы, никакие реформы не состоятся. Мы готовы внедрить новые поезда стоимостью в 10 млн. долларов какойнибудь, но если мы не защитим их от вандализма – известно, кто получится. Они продержатся некоторый день, а впоследствии их изуродуют».
И Ганн дал команду очищать вагоны. Маршрут после маршрутом. Состав изза составом. Каждый чертов вагон, любой божий число. «Для нас это было только религиозное действо», — рассказывал он позже.
В конце маршрутов установили моечные пункты. Если вагон приходил с граффити на стенах, рисунки смывались во срок разворота, в противном случае вагон вдосталь выводили из эксплуатации. Грязные вагоны, с которых паки не смыли граффити, ни в коем случае не смешивались с чистыми. Ганн доносил предварительно вандалов четкое послание.
«У нас было депо в Гарлеме, где вагоны стояли ночью, – рассказывал он. – В первую же ночь явились тинейджеры и заляпали стены вагонов белой краской. На следующую ночь, ежели цвет высохла, они пришли и обвели контуры, а через день сплошь это раскрашивали. То обедать они трудились 3 ночи. Мы ждали, ежели они закончат свою «работу». Потом мы взяли валики и вообще закрасили. Парни расстроились прежде слез, только сполна было закрашено снизу доверху. Это был наш мэссидж для них: «Хотите потратить 3 ночи для то, для обезобразить поезд? Давайте. Но этого никто не увидит»…
В 1990-м году для должность начальника транспортной полиции был нанят Уильям Браттон. Вместо того, для заняться серьезным делом – тяжкими преступлениями, он близко взялся изза… безбилетников. Почему?
Новый начальник полиции верил – будто и альтернатива граффити, огромное число «зайцев» могло составлять сигналом, показателем отсутствия порядка. И это поощряло совершение более тяжких преступлений. В то век 170 тысяч пассажиров пробирались в метро бесплатно. Подростки простой перепрыгивали от турникеты либо прорывались силой. И разве 2 или 3 человека обманывали систему, окружающие (которые в иных обстоятельствах не стали бы нарушать правило) присоединялись к ним. Они решали, кто когда кто-то не платит, они тоже не будут. Проблема росла ровно снежный ком.
Что сделал Браттон? Он выставил близко турникетов по 10 переодетых полицейских. Они выхватывали «зайцев» по одному, надевали на них наручники и выстраивали в цепочку на платформе. Там безбилетники стояли, покуда не завершалась «большая ловля». После этого их провожали в полицейский автобус, где обыскивали, снимали отпечатки пальцев и пробивали по базе данных. У многих возле себе оказывалось оружие. У других обнаружились проблемы с законом.
«Для копов это итак настоящим Эльдорадо, – рассказывал Браттон. – Каждое задержание было похоже для часть с поп-корном, в котором лежит сюрприз. Что после игрушка мне сейчас попадется? Пистолет? Нож? Есть разрешение? Ого, да после тобой убийство!.. Довольно шибко плохие парни поумнели, стали сохранять оружие дома и оплачивать проезд».
В 1994 году мэром Нью-Йорка избран Рудольф Джулиани. Он забрал Браттона из транспортного управления и назначил шефом полиции города. Кстати, в Википедии написано, кто именно Джулиани впервые применил Теорию разбитых окон. Теперь мы знаем, кто это не так. Тем не менее, заслуга мэра несомненна – он дал команду развить стратегию в масштабах только Нью-Йорка.
Полиция заняла принципиально жесткую позицию по отношению к мелким правонарушителям. Арестовывала каждого, что пьянствовал и буянил в общественных местах. Кто кидал пустые бутылки. Разрисовывал стены. Прыгал от турникеты, клянчил бумажка у водителей ради протирку стекол. Если кто-то мочился для улице, он отправлялся прямиком в тюрьму.
Уровень городской преступности стал резко падать – так же спешно, только в подземке. Начальник полиции Браттон и мэр Джулиани объясняют: «Мелкие и незначительные, на первенствующий взгляд, проступки служили сигналом ради осуществления тяжких преступлений».
Цепная реакция была остановлена. Насквозь криминальный Нью-Йорк к концу 1990-х годов стал самым безопасным мегаполисом Америки.
Волшебный стоп-кран сработал.
