Восточно-сибирские стрелки в Русско-японской войне 1904-1905 гг.
Восточно-сибирские стрелки в Русско-японской войне 1904-1905 гг.
Пётр Шагалов, 28 Восточно — Сибирский стрелковый полк, старший унтер офицер, вдосталь кавалер знака отличия Военного ордена Св. Георгия изза Русско — японскую войну 1904 — 1905 гг.
На ответном обеде японский полковник посадил меня уже для почетное территория, а изза чашкой кофе, отведя меня в сторонку, стал расспрашивать, на каком участке фронта я бывал, с какими японскими дивизиями встречался. Я, вправду, доставил бывшему врагу наслаждение, назвав ему гвардейскую 3-ю и 4-ю японские дивизии, но не преминул спросить в свою очередь, сиречь понравились ему наш 1-й и 3-й иначе 4-й Сибирские корпуса? В отголосок полковник, оскаливая зубы, мог только издавать гортанные звуки, выражавшие лучше всяких слов враз и ужас, и восторг — Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю.
Вооруженные силы представляют собой с социальной точки зрения сложную организацию, в которой формальные отношения (уставные) дополняются, а редко для практике и подменяются отношениями, основанными для традициях, боевом опыте и реальностях армейского (фронтового) быта. Существовавшее в российских вооруженных силах так называемое «достоинство» частей (сообразно времени основания) весьма не совершенно определяло их территория в военной иерархии. Боевые заслуги позволяли сравнительно «молодым» полкам овладевать достанет высокое достоинство. Нельзя забывать о том, какой само мнение «отличие», означавшее основание ради награждения воинов и частей, способствовало тому, чтобы воинские коллективы тяготели к оформлению своей «особости». Полки русской армии для рубеже xix-xx вв. кроме номера имели имя, в котором позволительно увидеть отголоски процесса их формирования и переформирования. В ряде случаев имена частей оказывались важной составной частью мифоподобного конструкта. В отдельном Кавказском корпусе, положим, ударными частями считался Куринский, Кабардинский, Тифлисский и Апшеронский полки, основанные вторично во срок Персидского похода Петра i в 1722-1723 гг. Но такой же репутацией пользовался и Нижегородский драгунский полк, несмотря на свое буквально «некавказское» имя.
Регионализм – явление, исстари и успешно изучаемое представителями различных дисциплин. Русско-японская война дала увлекательный пример того, подобно регионализм стал дополнительным импульсом процесса «отличия» воинских частей по принципу их формирования разве месторасположения. Публицистика и мемуаристика свидетельствуют о существовании разделения участников войны на «российских» и «сибирцев». Участник боев в Манчжурии писал: :«Здесь офицеры разбились для две группы: одни-российские, другие-сибирцы-омулятники, подобно их российцы называют.… никто не говорит, какой здесь Россия: Сибирь, а Россия по ту сторону Урала».
В первые месяцы русско-японской войны молодежь из гвардии ринулась добывать ордена и боевые отличия. В воспоминаниях и военном фольклоре таких гвардейцев добровольцев (для армейском сленге «фазанов») считали карьеристами, строившими карьеру на солдатских костях. Они незаслуженно отбирали у офицеров коренных сибирских полков командные должности. Именно такую ситуацию рисует в своих воспоминаниях штабс-капитан Генерального штаба Александр Александрович Свечин, прикомандированный к 22-му Восточно-Сибирскому стрелковому полку. «Дело было в том, который в полк назначено было много новых командиров, которые только кто прибыли из Европейской России. На каждую роту приходилось в среднем по полтора капитана, а четырьмя ротами командовали коренные офицеры полка- штабс-капитаны, которые мобилизовывали их. Всякого прибывающего офицера постарше чином встречали не особенно радостно…»[3]. Зауряд-прапорщик 3-й роты 3-го Восточно-Сибирского полка Михаил Петрович Гроссевич говорил в своих воспоминаниях о несправедливом отношении к «сибирякам» со стороны офицеров из России. Так для первом построении еще прибывший из России поручик провел перекличку и построил нижних чинов роты по принципу принадлежности к «российским» либо «сибирским» губерниям. Как замечает «сибиряк» М.П. Гроссевич эту процедуру поручик проделал, чтобы «отделить грешников от праведников». Даже не настолько важно всерьез ли поручик составил меню потенциально ненадежных в его глазах нижних чинов для основании региональной принадлежности сиречь недостает, важно отражение конфликта в источнике. Конфликт вызван нежеланием, поручика осознавать высокий степень боеспособности сибирских стрелков. «Ваше Благородие, проговорил я, держа руку под козырек и вытянувшись в струнку. Вы можете быть какое угодно вывод о сибиряках, однако я не помню случая, для сибиряки бежали в бою. –Не помните? Странно! У вас надо содержаться плохая память. Давно ли вас сибиряков близ Вафангоу расколотили?». Что характерно в дальнейшем развитии сюжета в воспоминаниях М.П. Гроссевича «европейский» поручик проявляет недостойную офицера трусость в бою и покидает полк сообразно болезни. Такое представление природы конфликта и его развязки видимо отражает наличие в представлениях русского комбатанта особого статуса сибирских стрелков, и неуважение этого статуса могло привести к печальным последствиям.
Полки 4-го Сибирского корпуса, прекрасно показавшие себя в боях рядом Дашичао, Хайченом и Ляояном, были укомплектованы единственно сибиряками — сообразно выражению А.Н. Куропаткина, «людьми угрюмыми, только стойкими, с твердым и решительным характером». Согласно санитарно-статистическому очерку Н. Козловского уроженцы Сибири представляли в общем отборный по здоровью цифра. Физически крепкие, приученные к лишениям и невзгодам таежной жизни, они против свободно и поспешно свыкались с условиями походной жизни. Видимо не последнюю роль посреди запасных, призванных из Сибири, сыграл тот происшествие, кто некоторый из них проходили срочную службу, участвуя в китайском походе 1900-1901 годов. Они хорошо представляли, ровно должен было вести себя с местным коренным населением, к чему готовиться, и чего ждать через природно-климатических условий Манчжурии. Объективно высокая боеспособность сибирских стрелковых полков объяснялась снова и тем, какой ради образования третьих батальонов в Восточно-сибирских стрелковых полках, пехотные полки корпусов должны были отдать своих лучших солдат. Капитан А.А. Свечин вспоминал, который для пополнения 22-го Восточно-Сибирского стрелкового полка к нему присоединили 3-й батальон, укомплектованный гренадерами из Московского военного округа. Командир полка, видимо, желая продемонстрировать розничный статус сибирских стрелков, счел необходимым перемешать гвардейские роты с «коренными» стрелковыми. В полку установилось порядочно снисходительное мнение к гренадерам и их офицерам, который, сообразно мнению А.А. Свечина, «…было точный незаслуженно, в особенности по отношению к блестящему офицерскому составу». Это особенно заметно с учетом того, который гренадеры считались элитным видом пехоты, стоявшим в официальной иерархии ниже гвардейцев, но выше «простых» армейцев. В дневнике полкового врача В.П. Баженова, призванного из запаса, нашло вид ситуации наличия некой особой военной субкультуры: «в военное -же эра она(пехота- авт. А.Г.)решительно потеряла престиж и стрелковые части старательно отделяли себя через пехоты». Действительно в Восточно-сибирских стрелковых полках обращали особое почтение на огневую подготовку своих солдат. Особенно это касалось частей дислоцированных в пределах Квантунского полуострова. Золотые либо серебряные наградные часы «За отличную стрельбу» были не редкостью чтобы сибирских стрелков, а всяк уважающий себя кадровый унтер-офицер считал получение такого именного приза чтобы себя обязательным. Более того, так называемые конно-охотничьи и охотничьи команды являлись первоначально особенностью и гордостью именно восточно-сибирских стрелков. Прикомандированный к русской армии немецкий майор Э. Теттау с восхищением говорил о книга, какой в каждом В-С стрелковом полку было 144 охотника. Действительно охотничьи команды являлись самыми боеспособными частями полков, и соответственно выполняли непростые задачи- разведка, взятие языка, начало тяжелой атаки, обеспечение отступления и выхода из боя полка и пр. В ходе боевых действий и пехотные полки русской армии также успешно формировали охотничьи команды, однако сибирские стрелки являлись в данном случае образцом.
Источники позволяют нам твердить о наличии противостояния «российских» и «сибирских» офицеров, о своеобразной армейской форме сибирского областничества. Примечательно то, который нижние чины и офицеры, идентифицировавшие себя чистый сибирские стрелки, сами зачастую были сообразно рождению представителями европейских губерний Российской империи, и Сибирь видели из окна поезда, следуя в ставе воинского эшелона на Дальний Восток. Унтер-офицеры являлись опорой в поддержании дисциплины и порядка в дореволюционной кадровой русской армии, и именно им принадлежала почетная нужда формирования определенных мировоззренческих установок. Вот типичный модель сибирского стрелка: Казанцев Емельян Федорович, старший унтер-офицер 3-ей роты 35-го Восточно-Сибирского стрелкового полка. Родился и вырос в Курской губернии, Белгородском уезде Муромской волости, для хуторе Плиском. Участвовал в двух компаниях: в русско-китайской и русско-японской. Служил в г. Порт-Артуре в 11-м Восточно-Сибирском стрелковом полку и сообразно случаю сформирования 9-ой дивизии перешел в 35-й Восточно-Сибирский полк. Сибирскими стрелками становились, а не рождались. Дмитрий Гаврилович Шепель родился в селе Ржавец Полтавской губернии, Прилукского уезда, Иваницкой волости. После окончания Земского народного училища (трехлетнего) в 1900 г. был призван для военную службу и назначен для службу в Порт-Артур. Молодой новоявленный – малоросс попал в 4-ую роту 9-го Восточно-Сибирского стрелкового полка. Унтер-офицер Шульдяков, обучавший новобранца Шепеля также не был сибиряком, уроженец Тульской губернии. Тем не менее, наряду с азами строевой и тактической подготовки новобранцам преподносили первые уроки неформальной элитарности сибирских стрелков. По воспоминаниям Д.Г. Шепеля: «…Шульдяков моментально меня обратил в следующий фасон и внушил, что знать доблестный Восточно-Сибирский стрелок». По признанию Шепеля со часом он «стал гордиться свом званием». Русская мемуаристика периода войны 1904-1905 гг. повествует относительный участии в боевых действиях восточно-сибирских стрелков с чувством уважения их боевых качеств. 11-й Псковский пехотный полк, ничем не отличался от 5-го Восточно-Сибирского полка, ни вооружением, ни формой, ни тактическими приемами ведения боя. Никаких преимуществ в чине вокруг переводе из стрелкового в пехотный полк офицеры не имели, однако осознание своей элитарности, вдруг у самих стрелков, беспричинно и у их коллег по оружию отрицать не потребно.
Для дембельского альбома)))
В русской военной истории немало примеров, коли тот или другой продолжительный военный конфликт производил в рядах армии какое-то особенное мировоззрение либо коллективную психологию. Пожалуй, самый яркий форма — Кавказская война и солдаты Кавказского корпуса, для которых устав лишь облик, а в то дата будто неписанные традиции, отчасти генерированные самими участниками, отчасти заимствованные у местного населения составляли поведенческую основу. К началу ХХ века Кавказ уже не мог претендовать для звание самого «боевого». Разраставшаяся империя обратила свои взоры к Средней Азии и Дальнему Востоку. Восточно-Сибирские стрелки несли свою службу на территории от Туркестана предварительно Порт-Артура. Участие в постоянных стычках с неспокойным кочевым населением Азии и в облавах на хунхузов в Манчжурии и китайской компании вырабатывало приманка особенные черты характера. К началу русско-японской войны прошло 5 лет, впрямь, это не 150 лет «умиротворения» Кавказа, но для выработки особого восприятия действительности этого краткого периода оказалось вообще шабаш. Не секрет, какой основу вооруженной охраны КВЖД, конной пограничной стражи составляли нижние чины из солдат, отслуживших срочную службу в сибирских стрелках и сообразно тем разве иным причинам решивших остаться в Манчжурии. В литературе и в источниках личного происхождения весьма значительно написано о личности генерала А.М. Стесселя, в книга числе о такой особенности его поведения подобно грубое мысль к подчиненным. Обратимся к истории одного из таких стесселевских разносов.
Анатолий Михайлович Стессель
8 мая 1904 года для позицию 5-го Восточно-Сибирского стрелкового полка приехал генерал А.М. Стессель. Он разбранил 6-ю роту, а младшего офицера этой роты штабс-капитана Сычева,- отставил через командования ротой и не велел представлять к наградам. По свидетельству командира 5-го полка полковника Н. Третьякова Стессель был недоволен предыдущим сражением, а коли узнал, который командир 6-й роты капитан Гомзяков был раненым оставлен для фон сражения, негодованию его не было пределов. Возможно ли вынести раненого товарища с поля боя или отрицание определить с через свода военных узаконений практически невозможно, это вопрос этики или неписанных правил. В данном случае генеральский разнос, сопровождаемый бранью, был направлен для всю роту, виновную в нарушении правила, сформированного китайской компанией и опытом стычек с хунхузами у сибирских стрелков. В Азии невозможно беречь врагам ни тела убитого, ни, тем более, раненого. Павший считался здесь ценным трофеем, а раненого ждали пытки и мучительная смерть. В условиях недружелюбной Манчжурии, где ни солдатам, ни генералам во время китайского похода не был очевидно, сколько продлится пребывания русских войск в регионе и соответственно вынос раненного alias даже павшего в бою товарища считался простой обязательным. Такой проступок был преимущественно непростителен 5-му Восточно-Сибирскому полку, участвовавшему в Китайском походе 1899-1901 гг. и в операциях наперекор хунхузов, Поэтому огулом заслуженно генерал А.М. Стессель наказал роту и лишил представления к награде субалтерн-офицера полка, издавна прошедшего боевое крещение. С второй стороны прямо полковой командир вынужден был оберегать эту неписанную традицию подобно бывалый стрелок, и выяснить отношение боя и судьбу брошенного ротой капитана. По выражению полковника Н.А.Третьякова «…рота и младший офицер маловато были виноваты». Конечно, наружность «мало виноваты» все-таки говорит о часть, кто подчиненные проявили себя, по мнению полкового командира, не с лучшей стороны. Капитана Гомзякова из боя вынесли в китайскую фанзу, привели лошадь, ради увезти на перевязочный доля, однако ехать на лошади он не мог и послал за санитарной двуколкой. Людей, принесших его, он отправил в бой, говоря, что они там нужны, а сам с фельдшером стал надеяться повозку. В это время стрелки начали отступать, и капитан Гомзяков, отдавши шашку фельдшеру, приказал ему уходить, говоря, кто «…ты мне не поможешь, и тебя, коль останешься убьют, а ты в роте нужен». Капитан Гомзяков в итоге был взят японцами в плен и там от ран умер.
На мой взгляд, образование особой военной идентичности было объективным явлением. Русская армия со своим традиционным высоким уровнем корпоративности на уровне полка и полковой истории создала мочь чтобы выделения сибирских стрелков. Кадровые полки русской армии гордились своим именованием, историей, участием в походах. Восточно-сибирские стрелковые полки имели только пай и скудный вензель В-С для погонах, они не могли похвастаться георгиевскими трубами разве серебряными рожками для околышах. Но активное продвижение империи в Среднюю Азию, Манчжурию и Китай, и постоянное участие в локальных боевых действиях создало приманка полковые истории у стрелков. Полки обретали постоянные места дислокации и относительное постоянство в офицерском составе. Первоначально укомплектованные «с бору по сосенке» сибирские стрелки стали комплектоваться массовым переводом нижних чинов из других регионов, однако в ряде полков процент коренных сибиряков был высок.
Насколько важна чтобы военного человека того времени была самоидентификация говорят многочисленные известные факты плохого взаимодействия отдельных частей на поле боя в русско-японскую войнув русско-японскую акты плохого взаимодействия отдельных частей для фон боя. рит тот фактля выделения сибирских стрелков. . Капитан А.А. Свечин — в последующем популярный военный теоретик, а в пора русско-японской войны – артиллерист, прикомандированный к 22-му Восточно-Сибирскому полку, считал главным уроком боевых действий 1904-1905 гг. обязанность воспитания в армии чувства солидарности всех защитников родины в ущерб развития «эгоизма отдельных частей».
К началу Русско-японской войны были известны традиционные конфликты офицеров Генерального штаба и строевиков, неприятие гвардейцев обычными служаками, недопонимания для почве принадлежности к высшим учебным заведениям тож невнимание к заслугам одних родов войск другими. В ходе этой войны и за ее окончания в военной литературе и в мемуарах появилось разделение на «российских» и «омулятников», прославление сибирских стрелков и даже коекогда противопоставление их остальной армии.
При оценке характера противостояния «российских» и «сибирских» нужно учитывать платье достоинство: во-первых, основные материалы относительный этом имеют сильный налет ретроспекции. Почти полностью они создавались в сезон осознания причин поражения и неизбежного для такой ситуации поиска виновных. Сибиряки, действительно, в таком случае смотрели предварительно только для живущих сообразно другую сторону Урала. Во-вторых, сами авторы были читателями военной литературы о Кавказской войне, в которой ярко проявилось негативное поза «кавказцев» к «российским». Себя солдаты и офицеры частей, воевавших на этой имперской окраине с «ермоловских» времен, относили к числу первых, а к числу вторых — полки, присланные в подкрепление в 1830-1850 –е гг.
Гущин А.В.
